У Трех Вокзалов летают даже фонари
Честно скажу, отправилась я туда со зла. Решила: раз природа не дает нам продыху, бросает то в жар, то в холод, то какие уж тут прогулки? Пойду туда, где ни одному человеку в здравом уме гулять не придет в голову.
В место, являющееся своеобразным порогом, который все торопятся по-скорее перешагнуть. В общем, «пойду на улицу и отморожу себе уши, тогда узнаете вы все!», решила я вслед за Сашей Ароновым и отправилась на Комсомольскую площадь. Приехала и удивилась.
Вокзал по умолчанию
С точки зрения сотрясания основ место это, конечно, занимательное. Вместо лугов и болот однажды был воздвигнут первый в Москве вокзал, от которого – о чудо! – прямиком по железной дороге можно было добраться до города Петра. А потом и того хлеще: прорыли тоннель под землей и заставили поезда, как кротов, носиться и там. И начиналось все отсюда: с бывшей Каланчевской площади, ныне Комсомольской, а в просторечии площади Трех Вокзалов – потому что вокзалов здесь с развитием железнодорожного транспорта понастроили именно столько.
Да что я вам рассказываю? Вы все это знаете сами. Каждый из нас хоть когда-нибудь да побывал здесь – встречая, провожая, отправляясь в отпуск. Торопился с чемоданами по крутой лестнице. Интересовался у важного носильщика: а где тут шестой вагон останавливается? Окунался в запахи ларечной шаурмы и привокзальный гул. Выстаивал, теребя паспорт, за билетом. И опасливо прижимая сумку, шарахался от подозрительных личностей. Потому что вокзал – место по умолчанию криминальное. Быстрее пройдешь – целее будешь.
Вот и получается, что некогда замедлить шаг, поднять голову и обозреть все архитектурное великолепие, в коем творится суматошная вокзальная жизнь. А посмотреть есть на что, в чем я вас сейчас и стану убеждать. В общем, темы прогулки вчерне наметились: история, архитектура, криминал. Отдельной строкой пустим воспоминания о «колбасных» электричках. И под занавес поделимся открытием, какой совершенно неожиданный оазис был нами обнаружен в этих злачных местах. Судя по проведенному опросу, никто его, находящегося совершенно под носом, из друзей-москвичей ухитрился не заметить. Да и мы, честно признаться, обратили на него внимание сегодня только благодаря внезапной неторопливости. В общем, поехали!
Быстрота, ужасающая воображение.
– Проживание в общежитии 80 рублей!
– А-а-автобус Москва – Ростов…
– Чебоксары, Чебоксары!
Стоит выплыть из недр метро на площадь, как автоматически становишься частью муравейника: все несутся, везут тележки по ногам, отчаянно, словно ожидая посланья Небес, всматриваются в светящиеся табло… Какие-то три с половиной века назад здесь было гораздо тише.
Раскинувшиеся на этом месте луга и болота звались Каланчевским полем – в честь путевого дворца царя-батюшки Алексея Михайловича, за мягкий характер прозванного Тишайшим. Дворец был увенчан деревянной вышкой (по-татарски «каланчей»), откуда и пошло название. На востоке с полем граничил Красный пруд, размером с целый Московский кремль – 23 гектара. При Екатерине II территория эта вошла в состав Москвы. В конце XVII века на западном берегу пруда, на 20 гектарах, окруженных каменной стеной, выстроили Новый полевой артиллерийский двор: оружейный завод, стрельбище и склад пушек с ядрами. Дожил он до войны с Наполеоном, а умирал громко: склад горел и снаряды взрывались, сотрясая пол-Москвы.
Как бы нам этого ни хотелось, но Москва далеко не всегда держала первенство. Так, первая российская железная дорога общего пользования в конце 1837 года соединила Санкт-Петербург и Царское село. Максимальная скорость поезда составляла тогда 60 верст в час (верста – чуть более километра). «Санкт-Петербургские ведомости» писали: «Шестьдесят верст в час, страшно подумать… Между тем вы сидите спокойно, вы не замечаете этой быстроты, ужасающей воображение; только ветер свистит, только конь пышет огненною пеною, оставляя за собой белое облако пара. Какая же сила несет все эти огромные экипажи с быстротою ветра в пустыне; какая сила уничтожает пространство, поглощает время? Эта сила – ум человеческий!» Но самый первый паровоз в России был пущен тремя годами раньше – на Нижнетагильском металлургическом заводе. Дорога и два паровоза для нее появились на Урале благодаря талантам крепостных Ефима Черепанова и его сына Мирона. Так что на этот раз мы не сильно отстали от Европ: первая в мире железная дорога общего пользования с паровой тягой появилась в Англии в 1825 году.
Позднее и до Москвы дошел черед. В 1842 году указ о строительстве дороги был подписан Николаем I, а в августе 1851 года из Петербурга в Москву в четыре утра отправился царский поезд, состоящий из девяти вагонов, 1 ноября был пущен и первый «народный». Путешествие занимало всего 18–20 часов – против прежних нескольких суток. Правда, билет был не дешев: 19 рублей за первый класс, 7 – за третий. Впрочем, в товарном вагоне или на грузовой платформе можно было доехать за трояк. Процесс приобретения билетов был непрост: потенциального пассажира проверяли на благонадежность. Только после получения специального разрешения можно было купить билет.
Два имени за четыре часа
Ну а теперь о пунктах назначения. Проект вокзалов обоих городов был поручен архитектору Константину Тону – автору храма Христа Спасителя и Большого Кремлевского дворца. В Санкт-Петербурге строительство началось на Знаменской площади (ныне Восстания), у Невского проспекта. В Москве же поначалу рассматривались два варианта: у Тверской заставы и на Трубной площади. Однако побоялись, что искры, летящие из паровозных топок, могут спровоцировать пожар и «адский шум». Так что остановили выбор на пустыре у Каланчевского поля.
Здания задумывались как братья-близнецы: оба в честь императора названы Николаевскими, оба возводились по одному проекту. Строгий двухэтажный фасад с башенкой, арочные окна. Под башней – два трогательных полукруглых балкончика. В целом напоминает старую городскую ратушу какого-нибудь европейского города. (Зато внутри – особенно в императорских комнатах – отделка была, как свойственно России, более чем роскошной.) В 1923 году приказом Дзержинского Николаевская железная дорога, а заодно и вокзал были переименованы в «Октябрьские». Но вскоре после того, как поменял имя Санкт-Петербург, и вокзал стал Ленинградским. Хотя в прошлом году это чуть было не изменилось. РИА «Новости» писали: «За день ОАО «Российские железные дороги» дважды переименовало вокзал – сначала вернуло ему историческое название «Николаевский», а затем заявило, что название пока останется прежним. Вся история продолжалась менее четырех часов.
Кстати, Николаевский вокзал в свое время дольше всех не поддавался натиску революции. В 1905 году дружинники заняли Ярославский и Казанский, но не смогли занять Николаевский, хотя атаковали целых пять суток: охранявшая его правительственная часть продержалась до прибытия Гвардейского Семеновского полка из Петербурга, и приход советской власти был отсрочен. В октябре же 1917-го красногвардейцы захватили все вокзалы, результат чего мы можем наблюдать и сегодня.
Ну что еще сказать, прежде чем двинуться дальше? Отсюда, с самого старого вокзала нашего города, как и прежде, отправляются поезда на север – в Питер, Новгород, Мурманск, Петрозаводск, Таллин, Хельсинки, – здесь по-прежнему опробуют новые технологии и скорости. По числу фирменных и скоростных поездов Ленинградский вне конкуренции. Еще в 1931 году отсюда была пущена «Красная стрела», потом «Юность», Николаевский и Невский экспрессы, ну а теперь настало время «Сапсанов»: 3 часа 55 минут и – здравствуй, Питер!
Ленинградский и Ярославский вокзалы разделяет вестибюль метро «Комсомольская». Полюбоваться на него можно, а вот вход в метро придется поискать под землей – уже три года как он закрыт. Вестибюль обтекают с двух сторон стремящиеся на перроны пассажиропотоки, облепляют лоточники всех мастей, грохочут вдоль стен тележками деловитые носильщики. Но мы сегодня никуда не спешим, так что можем задрать голову и посмотреть чуть издалека на Ярославский вокзал, современное здание которого построено по проекту Федора Шехтеля в 1904 году. В отличие от соседа-аристократа, он, скорее, рабочих кровей: Воркута, Череповец, Нижний Тагил, Нижневартовск, другие промышленные центры. Отсюда можно проехать через всю Россию до Владивостока – 9000 километров. Да и объемы пригородных перевозок здесь больше, чем где-либо в Москве.
Вокзальное здание называют строгим. Смотря с чем сравнивать. Если посмотреть на противоположную сторону Комсомольской площади, где затейливо краснеет в комплексе с Центральным домом культуры железнодорожников Казанский вокзал, Ярославский действительно выглядит довольно сдержанным. Но всмотритесь в этого северного богатыря, сочетающего сказочную архаику и модерн. Этот белый, чуть изогнутый (словно грудь колесом) силуэт; мощь входной арки; эти керамические панно цвета холодного неба и холодного моря, будто подпираемые серовато-коричневыми холодными стволами; высокая, теремом, кровля, увенчанная кружевным гребнем, черной шапкой-петушком нахлобученная на богатырскую голову… Да кто ж смотреть будет? Все несутся, опаздывают. Раз – за угол, а там памятник Ленину стоит одинокий, чемоданами по периметру обложенный. А вдали – платформы.
Колбасная электричка
Ну а мы пока, волшебным ли образом или воспользовавшись подземным переходом, перенесемся на противоположную сторону со всех сторон привокзальной площади, где находится самый молодой из богатырского трио Казанский вокзал – его строительство началось в 1913 году. Проектировал его явно не модернист Шехтель, тут в полном своем великолепии развернулось русское барокко. Смотришь на объемы, напоминающие древние крепостные башни или торговые ряды, и чудятся то тут, то там расписные матрешки, дрессированные медведи – весь малый джентльменский русский набор. И светлые образы пышнотелых красавиц Кустодиева парят над башенками и зубчиками, самодостаточны, как улыбка Чеширского кота. Что естественно: ведь и этот художник принимал участие в росписи Казанского вокзала наряду с Рерихом, Серебряковой, Бенуа и Лансере. Автор проекта Алексей Щусев, создатель гостиницы «Москва» и Мавзолея Ленина, объединил ансамбль угловой башней, прямо отсылающей к названию вокзала: очень похожая находится в Казанском кремле. На шпиле ее дракон родом оттуда же – изображался на древнем гербе города. Из диковинок еще затейливые часы на фасаде – со знаками зодиака.
Конечно, встарь, когда архитектор Щусев еще не родился, вокзал выглядел иначе. Размещался он в маленьком деревянном домике. В 1862 году, после запуска первого, коломенского участка тогда еще Московско-Рязанской железной дороги, газеты писали, что рязанская линия была пущена в эксплуатацию с недоделками, платформы не готовы и из вагонов приходится выпрыгивать, и даже в Москве «пассажиров снимали с лестниц вагонов, а дам – выносили на руках».
Но уж новое здание было задумано со всем размахом и снаружи, и внутри: пол в вестибюле из черного и красного порфира, зал ожидания восьмигранной формы со звездчатым сводчатым куполом, громадный ресторан, обставленный в стиле петровской эпохи… Не мне вам напоминать, какие тогда были годы: первая мировая, революция, гражданская война… Так что удалось не все, и строительство подзатянулось аж до 1940-х годов. Но он и сейчас хорош, чего уж там скрывать, особенно в ансамбле с щусевским же Центральным домом культуры железнодорожников. По версии преязвительнейших писателей Ильфа и Петрова, богатое это здание было построено не иначе как на бриллианты мадам Петуховой, найденные в одном из двенадцати стульев.
Надо сказать, что уважение к этой красоте испытывает разве что редкий турист, для остальных вокзал он и есть вокзал, хоть модерн, хоть барокко. Так, в середине 80-х, когда Москва еще не села на обеспечение продуктами по талонам, а провинция затянула пояса, в «зажравшуюся» столицу, где хоть что-то съестного можно было урвать, потянулся народ по выходным за продуктами. Плотно набитые вагоны «колбасных» электричек, которыми владела одна, но пламенная страсть, устремлялись в Москву за добычей. Рязань, Ярославль, Фрязино, Мытищи выстаивали длинные очереди в гастрономах, с помощью сарафанного радио узнавая, где что дают. Хватали батонами колбасу. Покупали стаканчиками диковинную фанту, заливали в термос, везли детям. Тащили баулами мороженое мясо, которое за дорогу успевало оттаять и потечь. Радовались, как выигрышу в лотерею, импортному гусю… А вечером усталые, но довольные, с рюкзаками, авоськами, пакетами втискивались снова в пригородные поезда, торопясь занять место на деревянной лавке. Понятно, что при такой интенсивности жизни не до архитектурных красот.
Рязанский молодец азиатских кровей
Впрочем, бегают здесь не все. Тем, кому вокзал – дом родной, бежать некуда. Нелегальные носильщики, торгаши всех мастей, лохотронщики, гастарбайтеры, кинутые работодателями, те, у кого украли, и те, кто украл… Просят милостыню. Предлагают со-мнительные услуги. Сидят на корточках, подпирая спиной неземной красоты архитектуру и уставившись взглядом в пространство. Этот вокзальный дух неистребим, как ни оцивилизовывай интерьеры, какие новые технологии ни применяй. Да и где разгуляться криминалу, как не в месте случайных скоплений спешащих людей? Украл, и ищи свищи! Лет десять назад предводителем карманников Плешки (пятачок между Ленинградским и Ярославским вокзалами) был упоминаемый нами в прогулке по Сокольникам Александр Прокофьев по кличке Шора – прототип Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя». С детства воровал, восемь раз сидел в тюрьме, за что на площади Трех Вокзалов его сильно уважали. Но есть среди обитателей и совершенно безобидные бабушки, деды. У каждого своя история, своя драма. Верить ей или не верить – другой вопрос. Подкармливать мирный контингент приходит молодежь из прихода неподалеку. Бывает, что и денег на билеты домой бедолагам собирает. А потом, в очередной раз придя с кормежкой на вокзал, обнаруживает знакомые лица на старом месте.
А теперь обещанный сюрприз. Признайтесь, знаете ли вы о том, что посреди Комсомольской площади есть фонтан? И сквер? И они уже семь лет здесь находятся. Ни один из наших знакомых москвичей таких знаний не обнаружил. Так вот, если не иметь непременной цели со страшной скоростью ввинтиться в вагон метро или скорый поезд, а неторопливой походкой проследовать до середины подземного перехода и выйти наверх, можно все эти неожиданности лицезреть. Здесь прекрасно! Памятник Павлу Петровичу Мельникову – первому российскому министру путей сообщения, лично убедившему Николая I приступить к строительству железной дороги, – ничуть не теряется на фоне высотки гостиницы «Ленинградская» и уж точно выглядит лучше, чем потерявшийся в чемоданах у платформ Ярославского вокзала Ленин. Здесь гуляет благодушный милиционер, сидят парочки и в стае попрыгивающих у фонтана воробьев важно прохаживается скворец. У фонарей обнаруживаются крылышки, а по барельефам железнодорожных карт можно ездить одной только силою мысли, без всякого ущерба для здоровья и кошелька. И громады трех богатырей-вокзалов видны издали во всей красе: утонченный ленинградец, голубоглазый северянин и помпезный рязанский молодец азиатских кровей.
Там торопятся, спотыкаются о чемоданы, нервно придерживают кошельки… Мы сидим. Журчит фонтан. Гуляет скворец. Еще греет солнце. Я к вам пишу… С площади Трех Вокзалов – с любовью!