Малиновый московский
До Октябрьской революции число колоколов в Москве превышало три тысячи. С равным приветом дворцам и лачугам гудели они, звенели и пели на радость москвичам.
Напугал царя в полночь
Колокола существовали всякие: набатные, вечевые, красные, царские, пленные, ссыльные, благовестные, полиелейные. Среди них были золоченые. Встречались и «лыковые» – ранее разбитые за какую-либо провинность пред царем, а затем связанные лыком и отправленные куда-нибудь с глаз долой. Например, в один из монастырей Костромской губернии царем Иоанном Грозным был прислан из Москвы такой проштрафившийся колокол.
Первый из набатных колоколов висел в Кремле в полубашне Спасских ворот (еще до того, как построили Спасскую башню с часами). В него звонили во время нашествия врагов, мятежа и пожара. Историки полагают, что на этой полубашне обосновался вечевой колокол, привезенный в Москву из Великого Новгорода после покорения его Иоанном III. Потом, в 1673 году он был перелит в набатный (всполошный). Но гудел недолго: по указу царя Феодора Алексеевича в 1681-м «сослали» его в Корельский Николаевский монастырь. Сослали за то, что звоном своим в полночь понапрасну напугал царя…
Вместо прежнего повесили на воротах другой набатный колокол, но и тот не угодил: по приказу Екатерины II у колокола был отнят язык за то, что во время московскаго бунта 1771-го он созывал народ. Так и провисел колокол без языка до 1803 года, покуда его не сняли при ремонте кремлевских стен и башен, которые во многих местах начали разваливаться.
Главноуправляющий кремлевской экспедицией Валуев приказал сдать колокол для хранения в кладовую впредь до исправления башни. Но когда колокол сняли и собирались отвезти по месту назначения, явился офицер с солдатами и заявил, что комендант Кремля приказал оставить колокол на площади, и приставил к нему двух солдат.
Валуев разозлился на то, что комендант «арестовал колокол», оставив его под караулом на площади, «где прохожие, может быть, делают о том разные толки и заключения». Но на какие бы высочайшие имена ни писал Валуев ходатайства, колокол так и остался лежать у ворот. Впрочем, главноуправляющий коменданту все же насолил: припрятал язык колокола в надежном месте, так его и не нашли, когда весь сыр-бор закончился.
Звон красен
Красными колоколами называли те, что имели звон красивый, усладительный и веселый. По этому признаку и церкви в Москве величали – «У красных колоколов» или «Вознесенье хорошая колокольница».
Было время, когда в некоторых церквах звонили по нотам, озвучивая, например, «Господи помилуй», «Святый Боже». Кстати, царь Феодор Алексеевич любил помузицировать на колоколах.
Лучшими колокольными заводами славилась Москва. Для «музыкальных» колоколов медь употреблялась высшего качества. Когда она совершенно расплавлялась, к ней прибавляли, минут за пять или за десять до отливки, известное количество олова. При отливке же бросали в растопленную массу серебро, чтобы звон был чище.
Отливка колокола – это была особая церемония. Хозяин завода до начала литья приносил в мастерскую икону, зажигал перед нею свечи, и все молились. Хозяин читал вслух «литейную» молитву, и остальные повторяли за ним вслух. После чего двери в помещении затворяли, а мастера и рабочие приступали к делу: медь должна была литься понемногу, ровно, иначе она тотчас же выплескивалась из желоба.
Интересная деталь: до литья колокола у литейщиков был обычай распускать по городу самый нелепый слух. Вот пример одного из них, о котором повествует историк Михаил Пыляев. «Дело было зимою в трескучие морозы. Рассказывали, что генерал-губернатор накануне большого праздника, кажется Николина дня, давал бал, на который приглашено было полгорода. Дом горел огнями. Всю ночь продолжались танцы и вот, во время полнаго разгара удовольствий, при громе бальной музыки, раздался с Ивановской колокольни первый удар благовеста к заутрене. При этом торжественном звуке люстры и канделябры в губернаторском зале в одну секунду погасли, струны на инструментах лопнули, стекла из двойных рам, звеня, попадали на улицу, и в страшной темноте волны морознаго воздуха хлынули на обнаженные шеи и плечи танцующих дам. Раздался крик ужаса. Испуганные гости бросились толпою к дверям, но оне с громом захлопнулись и никакия усилия не могли отворить их до тех пор, пока не кончился в Кремле благовест. К этому поэтическому разсказу добавляли, что в большой зале найдено несколько замерзших и задавленных и в том числе сам хозяин праздника».
Непокорные колокола
До войны со шведами в древней столице служили службу «сорок сороков церквей», и при каждой были колокола. В 1700 году, после поражения русских под Нарвою, кто-то из приближенных иностранцев нашептал Петру Великому, что, мол, в Москве большой излишек колоколов, кои неплохо бы переплавить на крепостные и полевые пушки. Петр издал указ об изъятии «колокольных излишков», что вызвало большое неудовольствие москвичей. Они изыскивали всевозможные способы, чтобы не отдать своих колоколов на литье пушек. Снимали ночью и прятали в прудах. Все же множество церквей колоколов лишились. Ну а Петр в итоге шведов, как известно, победил. И «колокольные» пушки в этом сыграли свою роль.
После Русско-шведской войны Москва не только быстро восстановила утраченное, но и приумножила колокольное богатство. Нигде в мире не было столько колоколов. И столь огромных, как в Москве.
Самый большой колокол на колокольне Ивана Великого весом в 4000 пудов (1 пуд = 16,380496 кг) перелили в 1819 году из старого, упавшего в 1812-м при взрыве Кремля французами.
При подъеме нового колокола, как рассказывает Пыляев, случилась следующая история. Митрополиту Серафиму донесли, что построенная мастером Богдановым каланча для подъема на колокольню крайне непрочна, да и брусья на ней ненадежны. Однако Богданов стоял на своем, ручался за прочность конструкции, и митрополит дал «добро». В назначенный день площадь перед колокольней заполнилась толпами зрителей. Вдруг митрополиту доложили, что Богданов сидит на крыльце и горько плачет. Тот переполошился, но скоро выяснилось, что Богданов вовсе не отчаивался в успехе, как решил было Серафим, а заплакал потому, что столпотворение мешает работе.
Кое-как удалось организовать толпу. Колокол пошел ходко вверх и уже был на половине высоты, как вдруг раздались крики: «Иван Великий шатается, каланча падает!» Это карманники сеяли панику, чтобы в суматохе им было легче обчищать зевак. Позже народ, видя, что каланча не упала и Иван Великий стоит, понемногу успокоился.
Полиции на площади все же было немного, и боялись, как бы карманные воры опять не произвели беспорядка. Пошли на хитрость: митрополит распорядился приостановить поднятие колокола и объявить народу, что его поднимут завтра. После этого толпа стала расходиться; и когда народу на площади почти не осталось, Богданов скомандовал рабочим продолжить поднятие. Через несколько минут колокол благополучно был поднят на колокольню.
«В день поднятия колокола Михаил Гаврилович Богданов был приглашен к столу митрополита, – пишет Михаил Пыляев. – За обедом Серафим спросил Богданова:
– Ну! Если б я не согласился позволить тебе поднять колокол и послал бы бумагу спросить об этом в Петербург, что бы ты сделал?
– Я уже решился, – отвечал Богданов. – Я бы ночью привез колокол и поднял его потихоньку своими работниками».
Почем пуд лиха?
Тут не обойтись без истории про Царь-колокол. В половине XVII века, на месте колокольни Ивана Великого стояла церковь Иоанна Лествичника с колоколом весом в тысячу пудов, отлитым во времена Иоанна Грозного. При царе Алексее Михайловиче, в 1654 году колокол заменили на гораздо больший, весом 8000 пудов. Но никто не взялся поднять его на колокольню. Так колокол оставался без употребления до 1668 года, когда его пообещал поднять механик-самоучка – царский привратник. И поднял-таки. Но в пожар 1704 года колокол треснул. В 1734 году Анна Иоанновна приказала его переплавить, прибавив к нему еще тысячу пудов весу.
Изготовить и поднять громадину было предложено члену Парижской академии наук Жерменю, но тот заломил за работу такую цену, что императрица от его услуг отказалась.
Артиллерии колокольных дел мастер Иван Маторин взялся за работу. Колокол вылили аж в 12 000 пудов. Подняли над ямой, повесили на особых подпорках. Дело оставалось за малым – поднять его на колокольню. Увы, в страшный пожар 1737-го колокол упал с обгоревших брусьев в ту яму, где его лили, и при падении из него был вышиблен кусок.
Императрица Елизавета Петровна хотела его переплавить заново, но смета показалась ей слишком большой, и исполин остался на сто лет в своей яме. Вытащить его на свет божий никак не удавалось. Безобразя кремлевскую площадь, Царь-колокол лежал в глубокой яме напротив Чудова монастыря. Над ямою выстлали деревянный помост с подъемной крышкой-дверью, ключи от которой хранились у звонарей Ивановской колокольни. Те не преминули устроить из ямы аттракцион, пуская зевак посмотреть колокол в подземелье.
Лишь в 1836 году архитектору Монферану удалось поднять колокол наверх и водрузить на пьедестал, на котором он и пребывает по сей день.