Волшебный фонарь истории
Если думать, что идешь по Козьему болоту, а не в двух минутах ходьбы от главной улицы столицы, поскальзываться не так обидно. Впрочем, одно другому не мешает – близость болота и главной улицы вполне совместима, если не считать пустяковой разницы в несколько веков.
В декорациях
Первый поворот с Тверского бульвара направо – в Сытинский переулок, и сразу впечатления распадаются рукавами – справа продувной, проходной насквозь сквер, с его будто бы ледяным, замерзшим в воздухе фонтаном, пестротой палаток и торопливостью срезающих угол прохожих. Слева же застывшие в безвременье остатки былого великолепия. От усадьбы Салтыковых на Бронной, некогда объединявшей шесть строений, осталось всего одно, где еще шесть лет назад располагалась Городская библиотека имени Некрасова. Планов, кажется громадье: восстановить, построить… Пока же рядом с угловым домом № 20 зияет пустырь – довольно неожиданный в местах, где каждый квадратный метр на вес золота и каждая подворотня от макушки до пят набита офисами. В проеме голубеют тылы одноэтажных строений. Пересекаем Большую Бронную и углубляемся дальше, в тишину переулков.
В проеме светящейся арки девичьи силуэты в наспех накинутых шубках: сигаретный дымок, смех. За их спинами ровно освещенный неправдоподобно безукоризненный двор – ни трещин на стенах, ни ржавых пожарных лестниц. Плиточки, фонарики по-игрушечному аккуратны, словно случайно забрел в декорации. Почти так и есть – филиал Театра имени Пушкина. А вот желтая потрескавшаяся стена следующего здания навевает мысль о подлинности. Путь во двор преграждает кованый заборчик с кодовым замочком, но все открыто нараспашку.
Здесь микс времен. Вот вполне совковый дом со стоянкой машин. Прямо – прехорошенький одноэтажный особнячок, полукруглые окошки с наличниками, горят мансардные окна. Сразу видна принадлежность к миру финансов. В угол другого здания, выстроенного в начале прошлого века на месте старого флигеля, встроены лоджии с тонированным стеклом, будто чьи-то глаза из-за темных очков за тобой наблюдают. Впрочем, наблюдают не только они: во дворе достаточно видеокамер. Под их равнодушным взглядом мы и встретимся с самым значительным событием переулка: пережившим пожар 1812 года и последующую охрану государством – главный дом усадьбы Сытина. Впрочем, зайдем с фасада. Вот он: чудом выстоявший, темно-коричневый, деревянный, с немудреной лепниной. Белые колонны обернуты в неровный, трепещущий на ветру полиэтилен. С окончанием реставрации не спешат. В самом деле, плюс-минус десятилетие – такая мелочь на фоне веков!
С четной стороны подмигивает красная рекламка студии маникюра, великодушно оделяя прохожих дополнительными знаниями – высвечиваются время и температура воздуха. На углу Сытинского тупика светятся окна недавно открытой кофейни. В самом же тупике тротуары немыслимо узки да к тому же асимметричны: левый выше и в брусчатке, правый – низенький и асфальтовый. Для пущего затруднения посреди тротуара, занимая его весь, водружен знак парковки.
Танк на Палашевском
Раньше этот путь вел на Палашевский рынок, упорно, несмотря на все разговоры властей об антисанитарии, любимый местными жителями. Туда жившая неподалеку, в Богословском переулке, гоняла Фаина Раневская «няньку с красными щеками до колен (от обжорства и воровства)», готовя превкуснейшую курицу «ля пуль». Любовь Орлова, конечно, как и прочие любимцы народа, населявшие эти места, сама закупкой продуктов не занималась, но ходили легенды, что, мол, и ее приходилось встречать на этом торжище. На Палашевском в старые времена, говорят, можно было достать все. Вспоминали, как Григорий Поженян, живший в общежитии Литературного института, после очередной взбучки с угрозой отчисления «бегал по комнатам и просил одолжить денег. На вопрос, зачем ему деньги, сказал, что пойдет на Палашевский, купит танк и разнесет всю эту халабуду к такой-то матери…».
Сейчас там, на месте рынка, в конце тупика, гудит стройка, медленно прочерчивает небо стрела крана. Теперь единственное здесь место, куда «не зарастает народная тропа» – скромное крылечко книжного Интернет-магазина OZON.ru, вернее, его пункта выдачи заказов. С книжным здесь не ассоциируется ничего – на бесконечных стеллажах безликие свертки, которые выдают в ответ на произнесение сложносочиненного номера. Весь кайф копания в книгах происходит непосредственно в Интернете. Пройдя еще несколько шагов, ныряем во дворы – мимо нежилого на вид, ободранного дома со светящимся окошком наверху, нависающим балконом без двери, в темную арку с таинственно мерцающим в перспективе домофоном, вдоль горящего окна, намертво занавешенного газетой… Все проходное, все логически вытекает одно из другого.
Картина в стене
«Антиквариат, сплошной антиквариат» – думаешь, трогая очередную шершавую стену. И действительно, антиквариата здесь более чем достаточно. Вделанная в раму потрескавшейся стены витрина, где расположилась бронзовая дама с часами на плече, многоэтажный подсвечник и ваза – на вид тончайшего фарфора, выглядят гораздо убедительней, чем на фоне какого-нибудь новодела. Ведь не зря же старят рамы у зеркал. Дополняет старинное полотно вышедший покурить охранник. Подобные «картины» разбросаны в прибронных переулках небрежными мазками – то там, то сям. Вот выдержанный в серо-алых тонах салон одежды со стильным манекеном в витрине. Вот платиновая блондинка-продавщица застыла в недрах бутика на фоне фиолетовой стены. И уж полной неожиданностью среди нечищеной старомосковской зимней улицы – странно выгнувшаяся бледнокожая дама, легко одетая в черные кружева белья.
Сомнительно, чтобы местные жители часто пользовались этим изобилием. Зато надо потрудиться, чтобы найти обычные «продукты». Впрочем, таковы издержки жизни в самом центре. Вечный контраст дворцов и дворцов, уплотненных в коммуналки. В XIX веке, когда по Тверскому бульвару прогуливались «щеголи в апельсиновых фраках» и прочая знать, в двух шагах, за Церковью Иоанна Богослова, в этих самых переулках, прозванных на парижский манер Латинским кварталом, жила вечно безденежная студенческая братия. А дома самых дешевых общежитий, располагавшиеся по Большому Козихинскому за номерами 3, 3а и 5, отличались таким убожеством, что звались попросту «адом».
Вот и сейчас, рядом с недорасселенными коммуналками высятся элитные комплексы, как, например, на углу Больших Палашевского и Козихинского переулков. По замыслу авторов, «сад-лабиринт» с помощью полукруглых балконов, витражей и лепнины «объединяет современную архитектуру здания с патриархальной Москвой». А расположенное на крыше грибообразное сооружение позволяет с высоты птичьего полета эту самую Москву наблюдать. Окружение у комплекса соответствующее – ресторанный оазис. В огромных окнах соблазняюще изгибаются кресла, оттеняющие белизну скатертей. В зеленоватом свете таинственно поблескивают бокалы. Сам с собой перемигивается огоньками суши-бар… Обычные для столичного центра картины.
Пройдем чуть дальше по Большому Козихинскому, к бледно-зеленому дому с барельефами – разными на каждом из этажей. Тут и крылатые Ники, и львиные морды, и букеты… Но самая примечательная, пожалуй, фигурка рыси, изогнувшейся на уровне третьего этажа. Так и зовут его – дом с рысью.
Черное на красном
Заворачивая к Тверской, грех не проведать дом № 5 по Трехпрудному переулку, выстроенный в 1911 году для себя автором московских «тучерезов» (самый известный – в Гнездниковском переулке) Эрнстом-Рихардом Нирнзее. Семиэтажный, со сдвоенными по северному узкими окнами, срезанным углом и башенкой-скворечником над седьмым этажом – эдакой капитанской рубкой, явно предназначавшейся для обзора. Возможно, из окошка «рубки» архитектору еще довелось наблюдать юную Марину Цветаеву, вышедшую замуж и покинувшую отчий дом в Трехпрудном в 1912 году. Уже, конечно, в поле зрения не Нирнзее, а какого-то другого «капитана» наверняка попал дом в Южинском (сейчас Большой Палашевский) переулке, где находилась коммуналка Юрия Мамлеева, ставшая в 1960-х центром знаменитого Южинского кружка, куда входили «нелояльные» Анатолий Зверев, Владимир Пятницкий, Генрих Сапгир, Юрий Кублановский, Леонид Губанов, Венедикт Ерофеев…
А в 1991–1993 годах наблюдательный взгляд не мог не заметить оживления во вроде бы выселенных зданиях Трехпрудного. Художники «южной волны» (впрочем, и другие энтузиасты) под предводительством Авдея Тер-Оганяна осуществили «захват» нескольких коммуналок, где расположился сквот художников. А мансарда в соседнем подъезде стала «галереей на Трехпрудном» – средоточием жизни художественного авангарда Москвы.
Что ж, нам осталось только позавидовать тем, кто мог срезать слои истории, не выходя из тепла. Мы же, несмотря на то, что нынешнюю погоду морозной не назовешь, уже продрогли до костей, и ноги сами вынесли нас прямо к дверям кофейни на Сытинском. И надо сказать, «черный кофе в белой чашке на красной скатерти» стал достойным эпилогом к картинам, которые продемонстрировал нам сегодня волшебный фонарь истории.