Сено, львы, секьюрити
Ах, эта переменчивость погод! Начинаешь писать про зиму, бродишь, с чувством утопая в снегу, и все деревья по-королевски щедро сверху осыпаны белым. А за ночь успевает подкрасться бесснежная серая осень, а потом вдруг весной воздух пронзит совершенно ощутимо… И систематизировать невозможно, и среднее вывести трудно. Остается расслабиться и, следуя совету Ричарда Баха в его «Чайке по имени…», ощутить себя ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. А уж где и когда при этом окажешься, не нам решать. Итак, Страстной бульвар и его преддверие – Пушкинская площадь.
С точки зрения цыплят
Пушкинский сквер. У бывшей «России», а ныне киноконцертного зала «Пушкинский» – монументальная реклама, напоминающая гиппократовского зеленого змия. В сероватости дня режет глаз горящий цвет морской волны. Хотя дома по правую руку от Александра Сергеевича и расположены официально по Страстному бульвару, водоворот здесь явно площадной. И заведений разнообразных куча, и народу – не протолкнись. За суетой с крыши меланхолично наблюдает «Галлина Бланка» в виде курицы с двумя цыплятами.
На углу врата рая – роскошный торговый центр, куда среднестатистическому москвичу и в голову не придет заходить. Можно войти и через подворотню. Роскошная стеклянная громада странно смотрится в старом дворе.
«Кафе-«Гараж», металлическая дверь, увенчанная трогательным бампером с куском красного капота и фарами. Из соседней арки выскальзывает группа в черных костюмах, этакая стайка секьюрити. Шлагбаум.
– Что это вы мучаетесь, мадам? – тыкает указующим перстом в мой блокнот на бегу бородатый в кепке.
Минуем японскую кухню, ресторан, тратторию и кафе. Все пестро и разнопланово. Иногда солнце объединяет пейзаж в единую картину, сейчас же все глядится отдельными кусками паззла – жизнерадостность вывесок и реклам не сочетается с естественной приглушенностью городского пейзажа, пытается выбиться из нее и портит всю картину.
Хризантемное солнце
Арка, подворотня. Старый двор. Две женщины весело переговариваются у кружевной темного дерева тумбы, увенчанной корзиной с какой-то экзотической растительностью. Рядом лежит сверкающая горящими лампочками сетка, которую, видимо, собираются водрузить. В углу фонарем встроено стеклянно-темно-деревянное крохотулечка-кафе. Внутри висят лампы, стоит диковинного цвета пальма, охраняет вход монументальное, на бронзовеющих ногах, меню.
Кафе-фонарик смотрится неправдоподобно красиво и свежо на фоне старых крашенных тускло-бежевым кирпичей. Снова арка. Под ее сводом неожиданная лестница в подвал – «Последняя капля».
Двор следующий. Как тесно: серебристый джип занял почти половину пространства! На стенах разнообразные стрелки. Кажется, путь должен увенчаться находкой сокровища или хотя бы, как в компьютерной игре, переходом на следующий уровень. Сходству с квестом способствуют неравномерно разбросанные по дворам ржавые пожарные лестницы – до самого верха. Сюрприз – Свадебный центр. Неожиданно ярким пятном на серовато-бежевом – букеты. Розово-желто-сиренево-красное разбивает вдребезги возникшую было целостность гаммы. За 1300 рублей подарить своей даме немного хризантемного солнца не хотите ли? Но двор в основном проходной, и люди спешат мимо.
Ограбление во дворе культуры
Снова площадь. Магазин «Пушкинист». Далее можно унырнуть в чрево метрополитена – на «Чеховскую». Но не станем. Следующая подворотня. В арке стрелка: художественная школа, художественно-промышленный институт, Библиотека имени Чехова. Двор культуры. В маленьком зальчике библиотеки проходят любопытные встречи и концерты – авторские вечера. Сюда заворачивают немногие, но количество их достаточно.
Вот наконец и бульвар. В 1820-х годах так называлась небольшая аллея, проложенная от Страстного монастыря до Петровских ворот. Остальное место занимала Сенная площадь, по отзывам современников, «жуткая и грязная». Днем здесь торговали сеном, а вечерами грабили прохожих. В 1872 году Нарышкина, владелица дома № 9, разбила на площади большой, открытый для публики сквер. Позже сквер этот назвали по имени монастыря Страстным, сам же монастырь в 1938 году снесли. Площадь расширилась втрое. По праздникам на ней устраивались базары и народные гулянья. В 1950 разбили сквер (ныне Пушкинский), как бы смыкающий разорванное кольцо бульваров. Через десять лет открылся кинотеатр «Россия», и места эти приобрели привычный для нас вид.
Smirnoff идет на таран
Итак – бульвар, окаймленный домами. Угловые кружевные, очаровательные балконы. Тонкая черная вязь на сером фоне небес. Далее громада культурного, театрального, торгового «Центра на Страстном».
Взгляд тянется к мягкой размытой сероватой палитре бульвара в изящных темно-коричневых, почти черных, изгибах стволов.
Угол Большой Дмитровки. Желтый двухэтажный дом с лепными львиными мордами. Тротуар наполовину занят машинами. Это Союз театральных деятелей – бывший редакторский корпус университетской типографии, основанной еще в 1755 году. Князь Шаликов, редактор «Московских ведомостей», печатал здесь «Дамский журнал» – этакий «Космополитен» того времени. На первом этаже располагалась одна из лучших книжных лавок Москвы.
В надежде следовать дальше «лоб в лоб» сталкиваюсь с огромной бутылкой водки Smirnoff. Ох уж эта реклама! Почти вжимаюсь в неожиданно голубой дом, напиханный, судя по респектабельности, не последнего разбора фирмами.
Неожиданно вижу перед собой подсвеченное, искривленное в гримасе женское лицо. Рядом орущий мачо, зашедшаяся в вопле блондинка – караоке «Крик», знаменующее конец бульвара.
Медь и горький шоколад
Вот и Петровские ворота. Маленькая, с непропорционально короткими руками фигура Высоцкого, разговаривающего с небом. Гитара за спиной. Как странно: начинается бульвар с монумента гармонии русской словесности, а заканчивается символом вечного диссонанса и бунтарства – хрипящим, срывающимся… Но страсти были ведомы обоим. Неужто поэтому их на Страстной?
От шума на бульваре не спрячешься, но глаз отдохнет. Правда, недолго, бульварчик коротенький, всего-то метров 300. Зато считается самым широким из всех, входящих в Бульварное кольцо. Размер «самости» в источниках указан по-разному – от 80 до 123 метров. Жаль, рулетку с собой не захватили! По сравнению с Тверским дорога кажется проселочной, хотя вокруг Владимир Семеныча выложено плиткой.
– Бони, Бони! – кричит женщина в черном свингере. Она резко поворачивается, и волна каштановых волос выпрыгивает из-под воротника и сверкает медью. А юный лабрадор цвета очень горького шоколада уже несется стремглав на зов хозяйки.
Говорильня по-английски
Ободранный желтый особняк с колоннами – городская клиническая больница № 24. Громадный особняково-больничный двор. Дом № 15. Когда-то здесь находился Английский клуб, в который принимали только мужчин. В клубе имелась так называемая «адская комната» – единственное место в Москве, где легально играли в азартные игры. Центром Английского клуба была «говорильня», как называл ее Чаадаев, – особая комната, где проходили политические прения. О «говорильне» писал и Пушкин в «Евгении Онегине». Здесь же проходило описанное Толстым в «Войне и мире» чествование генерала Багратиона. Во время войны 1812 года особняк заняли французы, и Стендаль писал близким, что не видел более красивого дворца. Потом в усадьбе разместили новую Екатерининскую больницу. Так с тех пор больница здесь и осталась, но в скором времени, говорят, ее переселят, а в бывшем дворце устроят музей.
Бедная Луиза
А в стоявшем когда-то на этом месте доме № 9 жил драматург Сухово-Кобылин – отпрыск почтеннейшей и родовитой семьи. Из дальних странствий он привез на родину красавицу француженку Луизу Симон-Деманш и снял для нее роскошные апартаменты. Связь их длилась несколько лет и закончилась трагедией. Однажды Луиза исчезла, а позже ее труп обнаружили на пустынном Ходынском поле. Сухово-Кобылину предъявили обвинение в убийстве. Следствие длилось семь лет. И лишь вмешательство императрицы положило конец процессу, хотя вопрос о том, кто убил француженку, так и остался открытым. Драматург долго находился под стражей, но был оправдан.
Последний владелец особняка – «Мосрыбхоз» – снес и сам дом, и его пристройки.
Конец Страстного – дальше уже идет Большой Путинковский переулок. В торце бульвара тоже переулок – Нарышкинский, длиной ровно в один дом. Огибаем киноконцерный зал «Пушкинский», минуем помпезную лестницу, и вот уже перед нами сквер. Он на редкость пустынен. Время фонтана еще не пришло, и на дне его мерзнет одинокая шина. Трое ребят, хохоча, наблюдают за лежащей на скамейке газетой. Газета шевелится. Высовывается рыжая хомячья морда.
Спина классика, снисходительно смотрящего на площадь, остается неподвижной.
Гуляла Мария Кронгауз