Иван Максимов: «Шить так же легко, как снимать мультфильмы»
Дом для режиссера-аниматора Ивана Максимова прежде всего рабочий кабинет. Здесь он создает те мультики, которые потом получают призы на кинофестивалях. А еще это «место полной свободы и расслабленности, где нет обязательств выглядеть соответствующим образом».
Про комфорт и улыбки
– Иван, вас часто можно увидеть в сног-сшибательном «прикиде». То вы носите кожаный авиационный шлем, то черный цилиндр, а иногда и вовсе одеты, как американский индеец – с длинными по пояс волосами и гитарой за спиной. Оригинально выглядеть – это для вас действительно важно?
– Очень. Поскольку я человек замкнутый и шизоидный, молчаливый и вовсе не клоун, то для того, чтобы жить комфортно, мне нужно, вызывать улыбку у окружающих. Вот и берусь развлекать их внешностью, костюмом. К тому же нравится привлекать внимание девушек. Когда вхожу в метро и все на меня оборачиваются, улыбаются, – становится комфортно и весело. Сразу улучшается настроение. Причем важно, что улыбаются, не догадываясь, что я актер или режиссер. Улыбаются просто потому, что пассажир так прикольно выглядит.
Конечно, задача выглядеть забавно напрямую связана с настроением. Ну а хорошее настроение способствует плодотворной работе…
– …И вы стремитесь домой, за компьютер?
– В основном стремлюсь домой, когда хочу полежать на диване. Или когда действительно тянет поработать. Особых дел вне дома у меня нет. Все, что делаю в анимации, происходит в основном дома. Только когда занимаюсь шитьем, приходится ехать к маме – швейная машинка находится у нее.
– Значит ли это, что вы еще и все костюмы шьете себе сами?
– Сейчас занимаюсь этим все реже. А раньше, когда я и сестра жили с мамой вместе, в семье шили все. Причем машинка была одна. Мы шили себе, шили знакомым, шили на продажу. Это было еще в советское время, когда в магазинах нельзя было ни купить, ни достать ровным счетом ничего. Шил осенние куртки, жилетки, даже горнолыжные костюмы! Причем большой сложности в этом не было. Как, впрочем, и в том, чтобы снимать анимационное кино. Легко могу сделать шмотку, которая мне нравится и которую не найти ни в одном магазине. Впрочем, сейчас с выбором одежды проблем нет, а в студенческие годы носил только то, что шил сам.
Шмотки для джазмена
– Какова символика украшений, которые вы носите?
– Какая бы то ни было символика мне чужда, а украшения лишь подчеркивают настроение и выбранный стиль. Есть один важный момент, о котором хорошо осведомлены джазовые музыканты: в зависимости от одежды они по-разному играют и пребывают в разном настроении. Пианист в пиджаке будет играть не так, как тот же пианист в свитере или пианист голый. Одежда действительно определяет настрой.
– Вы свой стиль обновляете?
– Нет, потому что все мои вещи удобны и комфортны. А лучшее, как известно, – враг хорошего.
Одеваюсь в основном за рубежом, когда бываю на кинофестивалях, – там много свободного времени для того, чтобы ходить по магазинам. Одеваюсь в магазинах восточных товаров и в Москве, и в Турции, и в Таиланде. Основной набор вещей складывается в этом стиле.
– И это как-то связано с жизненной философией?
– В известном смысле – связано. Костюмы – индийские или непальские – смотрятся очень неофициально. А кроме того, позволяют отличаться от других. Вся моя нехитрая философия в этом. Мне свободно и не нужно надевать галстук.
С другой стороны, восточная одежда комфортна, просторна, она изготовлена из натуральных тканей, не мешает движению, рассчитана на хорошую погоду, приятна на голом теле. Правда, в отличие от тех, кто занимается всевозможными восточными практиками, читает соответствующие книжки, а потом всю жизнь над ними думает, я теперь практически ничего на эту тему уже не читаю. В свое время проштудировал полагающийся «джентльменский набор» и понял, что все это на фиг не нужно. Восточными практиками тоже не занимаюсь.
По сути, я даосист. Причем был им с детства, только не знал, что это так называется. Я человек неверующий, ничем особенно не замороченный. У меня нет какой-то особой цели, особой программы или миссии, особой позиции, которую нужно пропагандировать. Больше всего на свете люблю природу, а цивилизацию терпеть не могу, хотя живу в ней и использую в личных целях.
Что нового фигового?
– Говоря о ненавистном прогрессе, вы имеете в виду его воздействие на бытовую составляющую вашей жизни или и на искусство тоже?
– В том числе – и на искусство. Считаю, что стремление к новому в искусстве во многом раздуто искусствоведами и критиками. При этом подозреваю, что до девятнадцатого века из слова «новый» культа не делали, люди предпочитали хорошо проверенное старое, пользовались одним и тем же из века в век и совершенствовали это. Если возникала какая-нибудь стоящая школа живописи или архитектуры, то она существовала несколько десятков и даже сотен лет. Конечно, у нее была своя вершина и период упадка, на смену одному стилю приходил другой, но на это уходили века. Сегодня же почти каждый художник непременно хочет создать собственный стиль или язык. В итоге приходим к тому, что школы как таковой вообще нет. Все норовят выпендриться, лишь бы зритель сказал: «О, такого мы, кажется, еще не видели!»
На мой взгляд (взгляд бывшего физика-экспериментатора, я ведь закончил факультет экспериментальной физики Физтеха), большинство экспериментов – это неудачи. Такова уж суть экспериментаторства, и с этим ничего не поделаешь!
Для того чтобы что-то изобрести, нужно много и терпеливо пробовать. А сейчас считается, что экспериментальное кино – это обязательно Гран-при на Бьеннале. Хотя и непосвященному ясно: такое кино – всего лишь неудачный эксперимент. Искусство в последнее время стало определяться не по тому кайфу, которое зрители получают от него, а по совсем другим, вымученным и странным критериям.
– Эк вас занесло из Физтеха в анимацию …
– В семье все физики – и папа, и мама, и сестра. Но при этом все рисуют. Очень хотелось в отрочестве рисовать профессионально, но никаких возможностей поступить в художественный вуз не было, так как в художественную школу я никогда не ходил. Уже будучи инженером, пытался подрабатывать художником-карикатуристом в журналах, что-то иллюстрировал, мечтая перейти в эту область деятельности. Подвернулись Высшие режиссерские курсы, куда принимали людей с высшим образованием – не важно каким, – и мое физическое – тоже прокатило.
– Помогает ли предыдущая профессия в новой?
– Помогает. Могу придумать массу сюжетов. А это все наработанные в физике алгоритмы мышления – как придумывать.
Много посмотрел всякого разного кино во время учебы. Но как физик способен еще и вычленить структуру того, как делается хорошее кино. Не в смысле производства, а в смысле набора ощущений и эффектов. Это сродни конструктору, из которого можно сделать много разных фигур…
Похвальное слово абсурду
– А не получается ли кино при таком взгляде на искусство механистичным, «обделенным» любовью, эмоциями, где присутствует только голая идея?
– Но ведь даже я сам не знаю, что получится из «конструктора». Как раз в этом и заключается творчество. Обладаю лишь набором элементов, и никто не ведает, во что они сложатся. Тем не менее наработал собственную систему, которая позволяет придумывать короткометражные анимационные сюжеты.
– Каков был первый сюжет?
– Это была курсовая работа, над которой пришлось изрядно помучиться. Помню, как мы придумывали что-то, докладывали мастерам, а они «это» выбрасывали в корзину. В конце концов, остановился на сюжете в жанре буффонады: один крупный персонаж с длинным хвостом двигается вдоль кадра, а остальные мелкие персонажи – поперек, взаимодействуя с ним. Получился этакий комедийный перекресток без светофора.
На Высших режиссерских курсах в то время была установка – снимать кино повышенной духовности. И вообще быть на передовой искусства и культуры. Мы с папой-физиком долго обсуждали это обстоятельство и решили, что для создания повышенной духовности надо… все лишнее из кадра убрать. Быть максимально лаконичными. В этом и будет повышенная духовность, потому что Пустота более философична, чем Наполненность. Чем меньше в поле зрения объектов, тем легче на них сосредоточиться. Пусть герои будут просто ходить. И все.
В итоге главный персонаж стал двигаться по кругу, а остальные взаимодействовали с его хвостом. Сразу вспомнилось Болеро Равеля, так и сложился этот сюжет, который прошел «на ура».
Дальше придумал ряд абсурдистских сюжетов, чуть-чуть похожих на эту конструкцию, но с большей импровизацией. Тем более что театр абсурда устроен по тем же законам, что и обожаемый мною джаз. И там и там присутствует элемент цикличности. В итоге джаз соединился с абсурдистскими элементами анимации. Так возник мой дипломный фильм.
– Очевидно, с возрастом в вас и ваших картинах добавилось сентиментальности и любви?
– И сентиментальности, и любви, и лирики. Но абсурд все равно долгое время оставался моей главной нишей. Юрий Норштейн в связи с этим говорил, что Максимов создал мир, населенный существами, похожими друг на друга, но с разной степенью антропоморфности и стилизованности. В этом мире уютно, в нем невольно отразилась моя любовь к природе, к потерянной доцивилизационной культуре, когда все жили просторно и никто никому не мешал.
Про любовь получился фильм «Нити». Любовь появляется на титрах в фильме «Мебельное бистро». Есть она и в картине «Ветер вдоль берега» – про любовь зайчика к девочке. В «Дожде сверху вниз» есть линия любви девочки к своему щенку…
А выбросить жалко!
– От пространства и заполненности кадра давайте вернемся к пространству квартиры. Чем наполнена она, в каком стиле решена?
– Квартира наполнена всеми теми шмотками, которые у меня есть. Если говорить об элементах интерьера, то в доме присутствует много восточных вещей. Но поскольку мне негде особенно развернуться – всего одна комната, то окружающее меня пространство дома достаточно эклектично, сумбурно. Оно уютно, но стилистически не выдержано. Места мало, и девать то, что не подходит по стилю, просто некуда. А выбросить жалко.
– Ну а кисти? Краски?
– Никаких кистей и красок! Все фильмы рождаются на компьютере. В одной комнате жить и работать можно, только если анимация делается на компьютере, и тебе для этого нужно пол квадратных метра площади стола. Хотя для занятия «искусством вообще» не помешали бы еще две-три комнаты. Конечно, нужна мастерская. Ищу ее вот уже пятнадцать лет.
– Как отдыхаете?
– Люблю путешествовать, но обязательно в хорошей компании. Поскольку целыми днями сижу, как одинокий монах в келье, то развлекаться предпочитаю в обществе. Люблю бильярд, теннис, волейбол, футбол, пинг-понг. Люблю парные и групповые игры – шарады, «мафию», «контакт», карты, шашки, шахматы, нарды. Машины ненавижу. Мотоцикл раздражает своим двигателем внутреннего сгорания и расслабляет, поскольку в нем ногами крутить не надо. Поэтому предпочитаю велосипед. В горы поднимался, но не профессионально. Освоил байдарку, каждое лето сплавлялись с друзьями в Саянах, Карелии, Архангельской области, на Алтае и Урале. Все это в прошлом.
– Ну а гитара?
– В школе занимался фортепиано. Но это не тот инструмент, который можно взять с собой в дорогу. Поэтому подружился с гитарой и теперь езжу с ней.
– Какими качествами должна обладать женщина, чтобы привлечь ваше внимание?
– В женщине ищу потенциального партнера по получению удовольствий во всем. Я был женат. У меня две дочери, старшая замужем, пошла в анимацию, вот недавно закончила пластилиновый мультик, который показывала на КРОКе (Международном фестивале анимационного кино).
– Каковы творческие планы?
– Есть проект продолжения трилогии «Ветер с моря дул, нагонял беду». Это будет фильм… про приливы и отливы.
Наша справка
Иван Леонидович Максимов, режиссер-аниматор, сценарист, художник-постановщик, педагог. Родился в 1958 году. Закончил МФТИ, затем Высшие режиссерские курсы (мастерская А. Хржановского, В. Угарова). Работал фотографом в Институте биофизики АМН, лаборантом Памирской экспедиции ФИАН, инженером в Институте космических исследований, карикатуристом в газете «Время новостей». С 1987-го снимает авторские анимационные фильмы. Иллюстратор газет, журналов, книг. Создатель логотипов и фирменных стилей. Автор логотипа Гильдии кинокритиков и приза «Белый Слон». Поставил ряд видеоклипов, телезаставок и рекламных роликов. Снялся в фильме из цикла «Мир анимации или анимации мира» (2001).
Фильмография: «ФРУ-89. Слева направо» (1989), «5/4» (1990), «Провинциальная школа» (1992), «Болеро» (1992), «Н + 2» (1993), «Optimus Mundus 20. Два трамвая» (1998), «Задние проходы города Выборга» (2000), «Медленное бистро» (2002), «Ветер вдоль берега» (2003), «Потоп» (2004), «Туннелирование» (2005), «Дождь сверху вниз» (2007)