Спиридоновка: все закольцовано
Спросите москвича: где Столешников переулок? Напротив мэрии – легко вспомнит он. А Дмитровка? Параллельно Тверской! Ну, а Спиридоновка не подскажете, где находится? Что-то знакомое, задумается москвич. И полезет в Яндекс. Мы же, несмотря на переменную облачность и «местами кратковременный дождь», с удовольствием пройдемся по этой улице. Ориентир начала маршрута – Никитские ворота.
Дурные приметы
За спиной шелестит желтеющей листвой Тверской бульвар. Меж Большой и Малой Никитскими непреложно вбит остроконечный клин сквера. За ним, теперь не загороженная домами, встает во всей красе Церковь Большого Вознесения. Однажды зимним днем 1831 года здесь, в недостроенном еще приделе, венчалась пара. Венчание омрачилось дурными знаками: с задетого женихом аналоя упал крест, погасла свеча, покатилось еще не надетое на палец обручальное кольцо… Был ли их брак осенен любовью? Несчастьем? Изменой? Об этом судачили современники Пушкина и Гончаровой, их косточки перемывали потомки. Продолжением темы в какой-то мере стало открытие в 1999 году в сквере, на пересечении дорог, в самом мельтешении машин, фонтана-ротонды «Наталья и Александр», обрекшая царственную чету русской литературы на вечное купание. Впрочем, сейчас сезон фонтанов закрыт, и они могут передохнуть. Ну, а мы свернем направо, на Малую Никитскую.
Именно здесь, на повороте с Малой Никитской, за Музеем-квартирой Горького, начинается объект наших сегодняшних изысканий – улица Спиридоновка. Названа так она была по церкви св. Спиридония на Козьем болоте – так когда-то называлась эта местность. А Спиридоний, мол, сам в молодости был пастухом и почитался покровителем пастухов, коз и сельского хозяйства в целом. И будто бы водились здесь дикие козы, позднее прирученные и служившие на благо Патриаршего двора, куда, кстати, и рыбку с Патриарших прудов поставляли. Менялись времена. Вокруг крутого изгиба ручья строились дома, затем роскошные особняки, в которых процветали искусства и кипели страсти. Церковь снесли, Спиридоновку переименовали в улицу Алексея Толстого, особняки заняли посольства… Тем не менее, несмотря на обильное вкрапление унылых многоэтажек, выстроенных для партийной элиты, здесь и сейчас веет старомосковским центром и витают призраки разных историй.
Дворец с бирками
Начало Спиридоновки символично. Здесь, прямо у ее порога, переплелись имена, эхо которых еще не раз аукнется на протяжении нашей прогулки. Итак, улица открывается особняком в стиле «модерн» (№ 2/6), облицованном глазированными кирпичами, украшенном майоликовыми фризами с орхидеями, с кружевными коваными решетками ограды – знаменитым творением архитектора Федора Шехтеля, смело возведенном в 1902 году среди низкорослых деревянных и каменных домишек и гуляющих по булыжной мостовой кур. Выстроен он был для долгой и удобной жизни семьи банкира и мецената Степана Рябушинского, но революция, как водится, смешала все планы. Хозяин эмигрировал, а красавец-особняк, попереходив из рук в руки, был предоставлен в распоряжение вернувшемуся с Капри Максиму Горькому и стал его последним домом, где он жил до самой смерти. Говорят, создатель социалистического реализма чувствовал себя неуютно в этой роскоши, среди алюминиевых бирок с инвентарными номерами, прикрепленных к тяжелой казенной мебели, вовсе не соответствующей изначальному изысканному стилю и врубелевским интерьерам. Писатель Слонимский вспоминает: однажды некий гость поднял тост «За хозяина дома!». Лицо Горького побагровело, и он перебил оратора вопросом: «За какого хозяина? Я не хозяин этого дома. Хозяин – Моссовет!», – после чего встал и вышел из комнаты.
Тем не менее, здание и тогда, и потом вызывало восхищение. Правда, не у всех. «Особняк так безобразен и нелеп, что даже честные сугробы и глыбы снега, которыми он окружен и засыпан, не смягчают его отвратительности», «Самый гадкий образец декадентского стиля. Нет ни одной честной линии, ни одного прямого угла… Лестница, потолки, окна – всюду эта мерзкая пошлятина. Теперь покрашена, залакирована и оттого еще бесстыжее», писал со свойственной ему едкостью в своем дневнике в 1932 году Корней Чуковский. И в самом деле: велика ли цена произведения, которое не вызывает споров?
В особняке в 1965 году был открыт музей Горького. А в промежутке, по свидетельствам местных жителей, дом был огорожен глухим забором и недоступен для посторонних. Но женщина, жившая по соседству и заодно здание сторожившая, иногда пускала туда ребятишек поиграть в прятки. Больше всего для этого занятия, говорят, подходил рабочий кабинет писателя.
Петухи в палатах
Служебный корпус особняка в 1941 году был переоборудован под квартиру другого мастера слова. Граф Алексей Толстой в новой, революционной действительности нашел свое место не сразу, эмигрировал, но в 1923 году, последовав уговорам и примеру Горького, вернулся в советскую Россию, где быстро занял почетное место на литературном пьедестале. Вот как отзывался о нем Иван Бунин в эссе «Третий Толстой». «Это был человек во многих отношениях замечательный. Он был даже удивителен сочетанием в нем редкой личной безнравственности… с редкой талантливостью всей его натуры, наделенной к тому же большим художественным даром… Он даже свой роман «Хождение по мукам», начатый печататься в Париже, в эмиграции, возвратясь в Россию, так основательно приспособил к большевистским требованиям, что все белые герои и героини романа вполне разочаровались в своих прежних идеалах и стали заядлыми красными». Власти гордились тем, что имеют собственного Толстого, да еще и графа, и естественным знаком благосклонности от «вождя всех народов» послужили особняк на Спиридоновке (где он практически сменил Горького), машины с шоферами, дача в Барвихе. После его смерти в 1945 году и по 1994 год Спиридоновка называлась улицей Алексея Толстого, а в доме в 1987 году открылся музей писателя. Так оба классика советской литературы оказались под одной крышей.
У самого истока улицы – одна из самых старых построек Москвы, палаты Гранатного двора (№ 3/5). В 16-м веке здесь располагались мастерские, где делались разрывные артиллерийские снаряды. В советское время тут были мрачные, вросшие в землю развалины, в которых кто-то из местных жителей устроил курятник, и по утрам окрестности оглашали петушиные крики. Так что звали старинные палаты тогда «петушиным двором». В 1970-х строению угрожал снос: стоя на изломе улицы, палаты якобы мешали обеспечивать безопасность правительственных кортежей. Но все кончилось благополучно: в 90-х комплекс наконец начали восстанавливать. После реставрации (а скорее, как говорили специалисты, стилизации) здание было приспособлено под офисы и прочие нужды дизайнеров интерьера. Возможно, поэтому от места этого так веет декорацией.
Зато если заглянуть во двор за домом № 3/5, морок развеется: обычная детская площадка, взахлеб целующаяся парочка с рюкзачками и одинокая скамейка, густо исписанная философски-лаконичным: «зачем?». Следующий за двориком Гранатный переулок известен, в частности тем, что здесь, в сталинском, стоящем чуть в глубине доме, на двух верхних этажах, впервые были выстроены «двухуровневые» квартиры. Угловой дом Гранатного переулка и Спиридоновки охарактеризуем попросту, словами снимавшего здесь квартиру писателя Бориса Зайцева: «Много у нас уже бывало народу… Бальмонт, Сологуб, Городецкий, Чулков, Андрей Белый… И, конечно, бывал здесь Иван Александрович Бунин… Дух был богемский и бестолковый. Путано, шумно, нехозяйственно – но весело. И весьма молодо…».
Необразованный академик
Следуем дальше. У шлагбаума, перекрывающего въезд в очередной двор, увлеченно обсуждают что-то молодые люди с рациями. Особнячок, украшенный мордами львов. Второй этаж увит, как плющом, густо свисающей проволокой иллюминации. Дворики-особняки следуют чередой, один другого таинственней и краше, на поверку оказываясь посольствами. Очередная железная ограда, лесенка на 2-й этаж… А вот уже ставший бордовым виноград вьется на высоту деревьев и ниспадает оттуда ветвями плакучих ив. Кто б мог подумать, что так декорировано посольство Перу? Впритык за забором владения Алжира. А на противоположной стороне радует глаз небесно-воздушное посольство Греции. На самом верху его, над полукруглым балконом, внушительный лев пожирает дракона. Дракона в общем-то и не видать, только торчит из-под каменного агрессора бедное помятое крыло. Раньше здание так и называли – «дом со львом». До революции, по слухам, здесь жила очень приличная публика. На воротах была табличка: «Нищим и собакам вход воспрещен». В парадном – скульптуры и ковры. А после здесь были коммуналки, куда приезжал к своим родителям молодой и очень секретный физик Андрей Сахаров.
Вернемся на нечетную сторону, где, как обещали, снова зазвучат имена, с которых начиналась наша история. От этого дворца (№ 17) глаз не отвесть, и виной тому снова Федор Шехтель, спроектировавший стилизованный под замок чудо-особняк для Саввы Морозова, вернее, его жены Зинаиды. Построенный в 1898 году, он был для уже известного в купеческой среде архитектора первой столь масштабной работой. (Деньги, полученные от этого заказа, позволили зодчему построить и себе «домик» неподалеку – в Ермолаевском переулке). Талант Шехтеля Морозовыми был более чем оценен, и когда Зинаида Григорьевна купила подмосковную усадьбу Горки, то также попросила архитектора перестроить ее в стиле модерн. (Получилось столь удачно, что с 1918 года там поселился Ленин).
Кстати, гениальный архитектор не имел права самостоятельно вести строительные работы: у него не было диплома. Но талант победил формальности, и в 1902 году Шехтель получил звание академика архитектуры.
Версии
Внутри дом был так же прекрасен, как и снаружи, – его украшали витражи и скульптуры Врубеля. Морозов поселился в «палаццо» с 19-летней женой, не побоявшись скандала: дело в том, что она уже была замужем, причем за двоюродным племянником Саввы. Умная, с сильным характером, Зинаида быстро сделала особняк центром притяжения художественной и артистической элиты. Захаживали Шаляпин, Станиславский, Немирович-Данченко, Москвин, Качалов, Чехов, Гиляровский, Леонид Андреев… Здесь же Савва Морозов прятал скрывавшегося от властей Баумана. И вот незадача: именно в это время Морозова решил посетить сам московский генерал-губернатор. Сидя за роскошным столом, он не подозревал, что сидящий напротив «друг семьи» ни кто иной, как объявленный в розыск опаснейший революционер.
Напомним: Морозов дружил с Горьким и даже стал прототипом его пьесы «Егор Булычов и другие». Связывало их многое. Вложивший огромные средства и энергию в создание Художественного театра, миллионер щедро финансировал революцию. Автор монографического исследования о династии Морозовых Наталия Филаткина такую щедрость объясняет просто: мол, Савва Тимофеевич был без памяти увлечен актрисой Марией Андреевой (эту роковую женщину боготворили даже Станиславский и Немирович-Данченко), у которой, в свою очередь, кроме театра было две любви: Горький и революция. И деньги, полученные от Морозова, она через Горького, чьей гражданской женой была, передавала Ленину (сам Ленин дал ей партийную кличку «товарищ Феномен»). Таким образом, от фабриканта было получено до 3 миллионов рублей.
О причинах смерти Саввы Морозова спорят до сих пор: самоубийство, убийство? Доподлинно известно только, что в апреле 1905 года созванные по настоянию матери и жены на консилиум врачи нашли у него «тяжелое общее нервное расстройство», а через месяц уехавший на лечение меценат был обнаружен в гостиничном номере с простреленной грудью. Зинаида продавшая особняк Рябушинским, говорила, что дух Саввы не дает ей покоя в этом доме, что по ночам в кабинете перемещаются предметы на столе, слышатся его покашливания и шаркающие шаги… А летом 1918 года семья Рябушинских покинула Россию. В особняке был размещен интернат для сирот из Бухары, затем он перешел в ведение Наркомата иностранных дел, а уж потом стал Домом приемов Министерства иностранных дел России.
Иногда по ночам возле здания можно увидеть толпу людей. Ведут они себя преимущественно тихо: говорит только один. Остальные слушают. Что за странное паломничество? Да просто ночная экскурсия Музея Булгакова. Дело в том, что, по мнению булгаковедов, весьма вероятно, что именно из окна этого особняка вылетала преображенная Маргарита. Впрочем, не обольщайтесь: на почетное звание жилища Маргариты претендуют еще, как минимум, четыре особняка. Для полного же закольцевания сюжета добавим следующее: Савва Морозов был влюблен в актрису Марию Андрееву, внешне, говорят, напоминавшую Маргариту. Но миллионеру Морозову она предпочла писателя, Мастера, а именно – Максима Горького. Так утверждает, по крайней мере, исследователь творчества Булгакова Альфред Барков. Но, что прекрасно в таком необъективном деле, как творчество, об этом можно спорить, и спорить, и спорить.